— Не нужно было запускать систему в Интернет, — со злостью сказал Аркадий. — Всегда есть вероятность, что кто-нибудь расколет пароли.
— До сих пор, — был ответ, — это удалось только вам. Поэтому вы понимаете, какую ценность для нас представляет ваше лицо.
«Он наверное хотел сказать „личность“, — подумала Тамара Евсеевна. — Что-то он сегодня слишком часто ошибается в словах. Волнуется, что ли?»
— Послушайте, Ахмед или как вас там, — сказал Аркадий. — Я просто не смогу сделать большего, чем уже сделал. В конце концов, это деталь какой-то большой системы, и пока я не знаю общей идеи, я не могу…
— Хватит, — неожиданно резко оборвал Ахмед. — Вы записали диск?
— Могу передать на ваш электронный адрес…
— Ни в коем случае! Вы записали диск, я спросил?
— Записал, — буркнул Аркадий. — И не хочу таскать его с собой, мало ли…
— Завтра в девятнадцать вас устроит?
— Где?
— Вы будете в это время ехать домой с работы, так?
— Вам хорошо известно мое расписание, — с очевидным удивлением в голосе отозвался Аркадий.
— К вам подойдет человек.
— Я спросил: где?
— Где будет удобно, почему это вас волнует?
— И что скажет? Я имею в виду…
— Глупости. Он узнает вас, вы — его. Отдадите диск и разойдетесь.
— Да как я его узнаю? — чуть не закричал Аркадий, но Ахмед оставил вопрос без ответа.
— Пока, — сказал он и положил трубку.
Тамара Евсеевна лежала в темноте спальни с телефонным аппаратом на груди и соображала, как ей проводить сына с работы, чтобы остаться незамеченной, но увидеть все. Уж она скажет этому… Что именно она скажет, Тамара Евсеевна додумывать не стала — слова найдутся в нужный момент. Не впервой.
Глава одиннадцатая
— Тебе не кажется, что… — сказала Тамара Евсеевна и, привстав, посмотрела в окно. В следующее мгновение она бросила Тане: «Ну-ка, быстро в комнату» и, пригнувшись, метнулась к противоположной стене.
Дальнейшее происходило будто в замедленной съемке. Раньше Тане приходилось читать кое-что о субъективном времени — будто бы при определенных обстоятельствах темп времени, в котором живет личность, может измениться: человеку кажется, что проходит минута, в то время как секундная стрелка часов сделала всего лишь одно движение. Самой ей не приходилось этого испытывать, и к людям, рассказывавшим подобные байки, она испытывала некоторое недоверие. Но сейчас все происходило именно так. Тамара, будто раздвигая руками вязкий воздух, медленно плыла к задней стене комнаты. Звуки сгустились и стали глухим ворчанием. А сама Таня двигалась в этом застывшем и онемевшем мире, не ощущая никаких неудобств. Она, не торопясь, как ей казалось, обошла стол, бросила взгляд в окно, увидела двух мужчин, вошедших в калитку и застывших в неудобных позах — одна нога поднята, тело устремлено вперед, почему они не падают? — и направилась к двери, которая вела в спальню. Там был выход в узкий коридорчик, откуда можно было попасть во двор со стороны, не просматриваемой от входной двери. Таня была в этом домике только однажды, но Аркаша показал все закоулки — он гордился своей дачей, — и сейчас все вспомнилось.
Оказавшись во дворе, Таня секунду (по собственному счету времени) раздумывала, выбирая направление, а потом, повинуясь скорее инстинкту, чем логическому решению, перемахнула через забор и свалилась в куст, ветки которого спружинили, смягчив удар.
Может, от удара, оказавшегося все-таки довольно чувствительным, а может, по иной причине время неожиданно обрело прежний темп, и Тане стало больно — ее будто кто-то смял в крепких ладонях, а потом отпустил. Из дома слышались странные звуки, будто кто-то передвигал мебель. Возможно, именно этим и занималась Тамара Евсеевна, выстраивая за входной дверью баррикаду из подручных предметов.
— Откройте! — громко сказал мужской голос. — Не бойтесь, нужно поговорить!
Тамара Евсеевна не отвечала, и тогда кто-то из пришедших сломал оконное стекло — судя по звуку, осколки посыпались в комнату — и начал перелезать через подоконник. Таня, стараясь действовать бесшумно, начала выбираться из куста: ей казалось, что звуки пригибаемых ветвей слышны даже в Барашкове.
— Дай руку, — услышала Таня голос Тамары Евсеевны и только теперь увидела, что Аркашина мать стоит рядом, пригнувшись за забором, чтобы ее не было видно со стороны дома.
Таня протянула руку, и в следующую секунду, выбравшись наконец из куста, мчалась рядом с Тамарой Евсеевной к лесу, до которого было метров двадцать. Сердце колотилось о ребра с такой силой, будто собиралось сломать грудную клетку, дыхание сбивалось, лес давно уже обступил женщин со всех сторон, можно было, наверное, остановиться, но Тамара Евсеевна бежала вперед, видимо, к какой-то, ей известной цели, и Таня вынуждена была плестись следом. Теперь ей казалось, что время не сжалось, а растянулось — Тамара мчалась, как скорый поезд, и поспеть за ней было невозможно.
Наконец женщины выбрались, перемахнув через неглубокий овражек, на проселочную дорогу, и здесь Тамара Евсеевна остановилась, повернулась к Тане и сказала, задыхаясь после бега:
— А ты… ничего… реакция… хорошая… Откуда… про заднюю дверь… знаешь?
— Аркаша как-то показывал, — пробормотала Таня, опустившись на траву. Тамара Евсеевна повалилась рядом, помолчала, восстанавливая дыхание, и сказала:
— Сумку там оставила? Я хочу сказать — денег у нас ни копейки? Если до города добираться придется.
— Есть немного, — сказала Таня, в заднем кармане джинсов лежали несколько свернутых ассигнаций: Света посоветовала не держать все деньги в одном месте, а рассредоточить — если вырвут сумочку (сейчас такое частенько случается), то потеря будет не окончательной.
— Ты предусмотрительная, — с уважением произнесла Тамара Евсеевна. — У вас в Израиле все такие?
— Кто это был? — не отвечая на вопрос, спросила Таня. — Они нас не догонят?
— Нет, — отрезала Тамара Евсеевна. — Если не местные — заблудятся. Кто такие, спрашиваешь. Тот, который в майке — Ахмед. Другой, в тенниске, — Саид.
— Ахмед? Тот самый, о котором вы…
— Чтоб он сдох, проклятый! — воскликнула Тамара Евсеевна. — Это он… Я знаю… Это он… Аркашу…
Если она сейчас разрыдается, — подумала Таня, — все пропало. Дорога вела в никуда, без Тамары не выбраться. Это он Аркашу! Дура. Таня уже понимала, что, не вмешайся мать, Аркаша, возможно, был бы жив. Успокаивать Тамару она не собиралась, самой было тошно. И страшно — с каждой минутой страх подступал, будто приливная волна.
Тамара Евсеевна однако взяла себя в руки и сказала почти спокойно:
— Отдохнем минут пять, и нужно выбираться. Железная дорога — в ту сторону. Километра два до станции. А что дальше? Домой мне нельзя — эти перехватят. К Моте? Глупо, нужна я ему…
— Поедем к Свете, — предложила Таня. — А еще лучше…
Она замялась, и Тамара Евсеевна поняла причину.
— В милицию не пойду, — сказала она. — Тогда точно убьют.
— Почему? — не поняла Таня. — Чего эти хотят? Что они хотели от Аркаши?
Тамара Евсеевна поднялась, стряхнула с платья траву и влажный песок, пошла по дороге, бросив на ходу:
— Не отставай. По дороге доскажу. Сама поймешь, почему я пряталась. Только не сейчас. Пока помолчи.
Они шли по широкому проселку, лес казался нарисованным, в иное время Таня с удовольствием останавливалась бы на каждом шагу, рассматривала бы цветы, искала ягоды — не сезон, вообще-то, но вдруг? — а сейчас приходилось торопиться, она шла рядом с тяжело дышавшей Тамарой Евсеевной, и неожиданно мелькнувшая в кустах тень заставила остановиться.
— Что? — непонимающе обернулась Тамара Евсеевна.
— Там, — прошептала Таня, показывая в сторону густого кустарника, росшего справа от дороги. — Кто-то…
Тамара Евсеевна вгляделась, но теперь уже и Таня не видела никакого движения. Показалось? Нервы…
Где-то неподалеку хрустнула ветка, потом еще, кто-то действительно пробирался по лесу, приближаясь к дороге. Таня оглянулась — можно было спрятаться за деревьями, но с той стороны дороги лес совсем прозрачный, там не было таких зарослей, чтобы наверняка… Что же делать?